29 февраля в Южной Корее был зафиксирован резкий взлет заболеваемости COVID-19: 909 случаев против 420 зарегистрированных накануне. Тогда страна занимала второе место в мире после Китая. Но уже 10 марта заболеваемость пошла на спад, составив 131 случай, а в конце месяца выявляли уже не больше 70 инфицированных в день.
Если посмотреть на сравнительный график развития эпидемии COVID-19 в странах, то можно заметить, что кривая Южной Кореи, добравшись до отметки 10 062, выходит на плато, в то время как кривые США, Италии и Испании давно перевалили за 100 тыс. и продолжают идти вверх. Тотальное тестирование, тотальная слежка и тотальная гласность — вот три кита, на которых стоит феноменальный успех Южной Кореи в победе над COVID-19.
У страны уже был опыт борьбы с коронавирусом, и это был горький опыт. Связан он со вспышкой ближневосточного респираторного синдрома (коронавирусная инфекция MERS — Middle East respiratory syndrome) в 2015 году. 4 мая 2015 года 68-летний южнокорейский бизнесмен вернулся из командировки в Бахрейн. Через неделю у него поднялась температура, и он пошел по врачам. Посетил несколько местных клиник и в конце концов попал в больницу Девы Марии в городе Пхёнтхэк (провинция Кёнгидо).
Несколько дней мужчину лечили без видимых улучшений, а затем перевели в Сеул, в медицинский центр «Самсунг». Там наконец пациенту поставили диагноз MERS, но к тому времени он успел заразить 28 человек. Среди заразившихся был 35-летний мужчина (именуемый в медицинской литературе пациентом №14), лежавший в пхёнтхэкской больнице вместе с бизнесменом.
Он тоже попал в медцентр «Самсунг», где его поместили в одиночный бокс, но до этого он заразил еще 82 человека. В результате Южная Корея пережила крупнейшую вспышку MERS за пределами Ближнего Востока: 16 тыс. находились на карантине, 186 заболели, 38 yмeрли. Считается, что вспышка во многом произошла по недосмотру властей: Корея не включила Бахрейн в число стран, неблагоприятных по MERS, хотя инфекция там ходила, что было отмечено ВОЗ.
В результате врачи подозревали у бизнесмена грипп и даже не пытались проверить его на коронавирус, бушевавший на Ближнем Востоке. А когда анализ на MERS все-таки взяли, врачи долго ждали ответа, хотя уже существовал более «быстрый» тест. Просто новый набор для диагностики еще не был зарегистрирован в Корее и не мог применяться в стране. Важность раннего оповещения и правильного диагноза — первый урок, который власти Южной Кореи вынесли из эпидемии MERS.
В 2016 году был принят закон, позволявший лабораториям в экстренных ситуациях использовать незарегистрированные наборы для диагностики in vitro. Второй урок заключался в том, что необходимо максимально полно информировать население о происходящем. Во время вспышки MERS власти скрывали информацию от людей — никто не знал, сколько в стране зараженных и больных, в каких больницах они находятся.
Правительство сознательно ничего не сообщало, чтобы не закрывать больницы на дезинфекцию, ведь это могло существенно снизить число коек, которых и без того не хватало. Между тем людям с хроническими заболеваниями, например диабетом, такие сведения жизненно необходимы, ведь им приходится постоянно посещать больницы, а они всегда в группе риска по инфекциям. После вспышки MERS закон о контроле и профилактике инфекционных заболеваний дополнили статьей о публичном раскрытии информации.
Хроника COVID-19
В январе 2020-го, как только стало известно о первых случаях COVID-19 в Ухане, корейские власти запустили круглосуточную систему экстренного реагирования, чтобы проверять всех прибывающих из этого города. В начале января в аэропорту Инчхона задержали женщину с высокой температурой, которую тут же отправили в больницу. 20 января у нее подтвердился COVID-19. Интересно, что тогда же был зафиксирован первый заболевший новым коронавирусом в США.
В тот же день мэрия Инчхона попросила горожан покидать квартиры лишь в случае крайней необходимости и по возможности перейти на удаленную работу. А уже 21 февраля в Южной Корее были запрещены массовые мероприятия, закрыты учебные заведения и общественные места: парки, спорткомплексы, детские сады. И хотя в Корее не вводились ограничения на перемещение людей, принятые меры привели к тому, что с 20 января, когда выявили первый случай заражения COVID-19, до 17 февраля в стране было зарегистрировано всего 30 больных.
16 февраля прихожане церкви Шинхонджи в Тэгу, третьем по численности населения городе страны, не вняли призывам избегать массового скопления людей и пришли на молебен. Представители церкви, которую в Корее считают тоталитарной сектой, заявили, что на службе присутствовали 1290 человек, хотя следственная группа выяснила, что на самом деле их было около 10 тыс. Кроме того, оказалось, что 42 члена секты в январе посещали Ухань, однако руководство церковной организации скрыло этот факт от властей.
В результате на 29 февраля пришелся взрывной рост числа заболевших — 909 человек. 1 марта, по заявлению властей, в стране было подтверждено 3526 случаев COVID-19; 93 459 находились на карантине, 17 человек умерли. С церковью Шинхонджи связано 60% случаев заболевания COVID-19 в Южной Корее. Вскоре после этого в стране ввели уголовную ответственность за нарушение карантина, повлекшее заражение людей.
Тотальное тестирование
Горький опыт научил корейцев, что с коронавирусами помогает бороться диагностика. Такого агрессивного тестирования на COVID-19, как в Южной Корее, не было нигде в мире. В стране с населением 51 млн человек каждый день проверяли на вирус 20 тыс. «подозреваемых», что, по разным данным, составляет от 3692 до 5370 на 1 млн человек — рекордные цифры в пересчете на душу населения. 4 февраля корейские центры контроля и профилактики заболеваний использовали данное им по закону право и разрешили применять незарегистрированные тесты на новый коронавирус.
Фармацевтическая промышленность Кореи сумела быстро перестроиться и стала выпускать тесты в больших объемах. Так началось чуть ли не поголовное тестирование на COVID-19. Группы медиков отправлялись в сельскую местность, всюду были развернуты мобильные пункты диагностики. В городе Коян даже организовали места, где можно было пройти тест не выходя из машины (этому примеру позже последовали Германия и Ирландия). О результатах людям сообщали в течение 24 часов. К 26 февраля в Корее были протестированы 46 127 людей с подозрением на инфекцию. Для сравнения: в Японии — 1846, в США — 426.
Тотальная слежка
С того момента, как были подтверждены первые случаи заражения, корейские органы здравоохранения и местные власти совместными усилиями стали документировать передвижения инфицированных с точностью до минуты. Задача заключалась в том, чтобы выяснить, с кем они общались, и все их контакты проверить на коронавирус. Отслеживали тремя способами.
Во-первых, по платежным картам. Южная Корея входит в число стран с самым высоким уровнем использования пластиковых карт. По местам трансакций легко узнать о передвижениях владельцев.
Во-вторых, через мобильные телефоны. В 2019-м Южная Корея занимала одно из первых мест в мире по числу мобильных телефонов на душу населения: телефонов там больше, чем людей. Сеть принимающих и передающих станций плотно покрывает всю страну, так что отследить передвижения человека не составляет труда. А незарегистрированных симок там нет.
В-третьих, контактировавших с больными отслеживали по видеокамерам. По имеющимся данным, в 2014 году в южнокорейских городах было установлено более 8 млн камер видеонаблюдения — одна на 6,3 человека. Сегодня этот показатель существенно выше. Через системы геолокации сравнивали перемещения нового больного с местоположением более ранних пациентов и понимали, кто, где, когда этого «новичка» заразил.
Тотальная гласность
Вся информация о передвижениях больных COVID-19 тут же становилась достоянием общественности. Органы местного самоуправления распространяли ее через интернет, текстовые сообщения и СМИ. Были разработаны приложения, позволявшие гражданам получать сведения в наиболее удобном виде. Все корейцы знали, куда ходили инфицированные, когда находились в том или ином месте, как туда добрались.
Вебсайты, бесплатные приложения на смартфонах, СМС, оповещавшие о новых случаях COVID-19 в определенном районе,— все помогало горожанам избегать очагов инфекции. И если кто-то узнавал, что случайно вступил в контакт с переносчиком болезни, то немедленно шел к врачу, а при появлении симптомов садился на карантин.
Кто-то назовет это нарушением права на частную жизнь, однако такие меры очень повышают доверие граждан к власти, что важно, чтобы не допустить панических настроений. Таким образом, Южная Корея — одна из немногих стран, где население не бросилось в спешке скупать продукты и туалетную бумагу. Широкое информирование населения позволило властям Кореи не ограничивать свободу передвижения, в отличие от Франции, Италии и многих других государств.
Нельзя сбрасывать со счетов и то, что корейцы — люди дисциплинированные. Они выполняли все рекомендации по гигиене, не собирались большими группами и по возможности работали дома.
Такое ответственное поведение — часть культурной традиции, когда каждый помнит о личном пространстве другого и старается поступать так, чтобы не нарушать общественную гармонию. Такой образ мысли очень помогает во времена кризисов, потому что диктует поведение во имя общего блага. И если бы кто-то в Южной Корее похвастался в соцсетях, что игнорирует призывы соблюдать дистанцию, его бы моментально осудили за то, что он ставит под удар здоровье других.
Источник: Коммерсант
